Эссе на тему: «Концептуальные модели принятия политических решений»

Процесс принятия политических решений в каждой стране отличается в связи с особенностями сложившейся политической системы, системы права. Поэтому я остановлюсь подробнее именно на российских концептуальных моделях. За последние 30 лет наша страна уже испытала несколько политических «эпох»: развал СССР и эпоха Ельцина до 1993 года, эпоха Ельцина с 1993 по 1999 г., эпоха раннего Путина до 2003 года и эпоха позднего Путина до сегодняшнего дня. Учитывая это, важно понимать, как складывались и откуда брались те механизмы осуществления политической воли, которые практикуются у нас на данный момент.
В начале хотелось бы сразу уточнить сам термин «концептуальная модель принятия политических решений» и то, почему он так важен. В контексте этого эссе под концептуальной моделью следует считать систему понятий и утверждений, отражающую динамику и качество социальной среды, в которой приходится принимать те или иные решения. Ядро модели – та или иная концепция как ведущий способ понимания процессов и явлений, детерминирующих политические решения. [6] Например, концепция суверенной демократии, сформулированная и предложенная В. Сурковым в 2005 году.
Модель как отражение ключевых моментов политической реальности всегда пытается максимально точно описать и уловить главные аспекты происходящих в обществе процессов. Поэтому чем адекватнее и многофакторнее модель, тем более грамотные и успешные результаты она даёт политикам. Например, ленинская модель перехода от военного коммунизма к НЭПу , - хороший пример гибкости в понимании исторического момента и принятия соответствующих решений.
Какие же концептуальные модели существуют сегодня и как они определяют политический ландшафт и действия власти на разных уровнях? Думаю, что вполне очевидно, что в России нельзя говорить о какой-то одной концептуальной модели, так как у нас всегда не менее важную роль наряду с федеральной властью играла власть региональная, да и сама страна огромна и неоднородна. [2] Решения в Кремле и решения в каком-нибудь Саранске или Саратове взаимосвязаны, но это иные уровни и иные полномочия. Поэтому сразу следует оговориться, что рассуждая на эту тему, надо понимать разницу между политикой в регионах и федеральной политикой.
Тем не менее, поскольку все важнейшие решения принимаются в столице, я постараюсь отразить именно эти федеральные закономерности. Начну с первой концептуальной модели, которая, как мне кажется, сейчас доминирует в России. Её трудно формализировать и дать ей строго научное название, но если постараться совместить все виды данных, от биографических до социологических [5], то я бы её назвала моделью неофеодализма. [новейшие исследования на тему использования подобных категорий позволяют так поступать, см. 7] В России сложилась довольно причудливая система, в которой целый ряд вопросов губернаторам, как в сущности, назначенным федеральным центром чиновникам, разрешается решать по своему усмотрению даже вопреки закону. Это касается, например, таких бессменных лидеров края как А. Тулеев или активных «путинских бойцов» как Р. Кадыров. Многие проблемы, не касающиеся политического статуса правящей верхушки, спускаются в регион и решаются на усмотрение местных элит так, как им вздумается. Тем самым президент становится «сюзереном» XXI века, а губернаторы – местными «феодалами». Единственное условие, являющееся основой взаимовыгодности таких отношений между «сюзереном» и его «феодалами» – безусловная политическая поддержка федерального центра, обеспечение безупречной работы административного ресурса в ходе выборов.
В выстроенной таким образом системе практически нет губернаторов-оппозиционеров, использующих свою власть для агитации против Путина и «Единой России». Наоборот, все губернаторы – активные сторонники президента и его политической линии, и по вполне понятным причинам, другая система в обозримом будущем пока не предвидится. Концептуально, умозрительно это действительно особая форма феодализма, но не в экономическом, а именно политическом смысле. А модель принятия решений, которая соответствует этому «статусу кво» заключается в негласном разделении сфер свободы и ответственности. Губернаторы наделяются любыми правами, кроме права критики и оппозиционной деятельности. Решения в субъектах РФ принимаются, таким образом, с оглядкой на Кремль, в политическом, а не экономическом смысле. [1, С. 22, 78, 145.]
И президент всячески поощряет такое положение дел, когда исполнительные органы власти на местах рапортуют о 90% голосах в пользу президента, а затем получают за это значительные экономические дотации. На последних выборах в среде бюджетников многие чиновники напрямую так и говорили: «Не придете на выборы – не выделят денег».
Но это далеко не единственная концептуальная модель в России. Решения принимаются и в других системах мотивации и взаимосвязей. [4] Вторую модель я бы назвала просто и понятно: коррупционная модель. Её суть замечательно выражена художественными средствами в новом сериале «Домашний арест». Достаточно посмотреть первую серию, чтобы ознакомиться с типичным примером современного градоначальника и его «решениями». Механизм коррупционной модели очень простой и может быть сведен к следующему правилу власти: делать всё, что выгодно для личного обогащения. Вынесение решений во имя «золотого тельца» суть коррупционной модели, а главный её концепт – персональная выгода представителя власти.
На эту тему в России сейчас ведутся непрерывные баталии, и, судя по всему, коррупция поразила все уровни всех ветвей власти (самые резонансные примеры за последнее время: свадьба судьи Хахалевой, бизнес детей Чайки, виноградники Медведева, прогулки на яхте Приходько и мн.др.). Меня лично просто бесит история воровства бывшего министра обороны А. Сердюкова и его любовницы. Мало того, что оба по большому счёту так и не понесли наказание, так ещё вдобавок в июле 2017 года Сердюков избран председателем совета директоров ПАО «Роствертол» (государственной авиастроительной компании, занимающейся производством вертолётов). Таких примеров с государственными служащими очень много. Но реальная проблема заключается в том, что коррупционная составляющая так глубоко проникла в повседневную жизнь россиян, что кажется уже даже какой-то неотъемлемой частью нашего русского бытия. Мало кто может себе сейчас представить губернатора, который ездит на «Калине», мэра, не имеющего коттеджа на 300 кв.м., депутата, живущего в однокомнатной квартире. И общественное мнение, а точнее равнодушие приводит к тому, что коррупционная мотивация только крепнет. [8] Бизнес-соображения начинают порой напрямую диктовать меры, касающиеся государственных интересов.
Но и эта модель, в которой концепты «офшор», «откат» и «гос. закупка» приобрели ведущую роль, не является единственной в России. Третья модель, которую я хотела бы обозначить, исходит из того, как общество реагирует на те или иные резонансные дела, случаи, кейсы. [9, С.135] Если общество индифферентно к какому-то случаю воровства, к беспределу, к снижению уровня жизни, значит власть продолжает делать работать «в штатном режиме». Если же вдруг в обществе начинается брожение и резкие протестные настроения, то власть в авральном режиме начинает принимать странные решения, которые порой просто абсурдны. Яркий пример из того, что еще не успелось забыться – трагедия, связанная с пожаром в Кемерово.
Народ так сильно и злобно отреагировал на ситуацию, возникла спонтанная самоорганизация, стихийные уличные выступления, всколыхнувшие всю страну. И только столкнувшись с этим «петухом», который вот-вот кое-куда клюнет, власти предприняли какие-то действия. Наблюдать за принятыми решениями, официальной риторикой и подобострастной встречей Путина с Тулеевым было просто противно. В итоге, всё кончилось тем, что настоящего героя и профессионала, начальника взвода пожарной охраны, отдали под суд за несоблюдение обязанностей. То есть, как всегда, и я прошу прощения за такие термины, нашли «козла отпущения».
То, что народ терпит бедность, унижения и беззакония, это бесспорный факт, однако одной только доведенной до крайности коррупции или несправедливости недостаточно для позитивных изменений в нашей стране. Я считаю, что двигателем этих изменений является всегда прямая непосредственная нужда широких масс населения, например, как это было сравнительно недавно с «Платоном» и дальнобойщиками.
Все три концептуальные модели принятия политических решений, которые я описала выше, являются исторически сложившимися, во-многом объективно сформировавшимися. И поэтому сломить эти модели, исправить их крайне трудно. Что касается ЛДПР и КПРФ как оппозиции, призванной критиковать эти модели, то тут всем думающим людям уже давно понятно, что это оплаченные политические клоуны, которые просто не хотят бороться за власть. ЛДПР и КПРФ играют свою роль, обеспечивают легитимность выборов, создают видимость политического процесса. Десятки лет одни и те же лица: Жириновский, Зюганов, Явлинский мелькают на каждых выборах по ТВ и они уже порядком надоели всем гражданам и никто в них уже не верит.
В России модели политических преобразований так или иначе зависят от объектов этих моделей. А объекты – это в основной массе своей так называемые «бюджетники», которые в России крайне реакционны, антиреволюционны и равнодушны. В России по сравнению с рабочими, создающими реальную экономическую стоимость, бюджетников огромное количество: это десятки миллионов врачей, учителей, чиновников, полиции, армии, прокуроры, депутатов, пенсионеров… Из 140-миллионной страны занятых в реальном производственном секторе экономики наберется от силы 20 миллионов человек.
Поэтому мой прогноз на прогрессивное развитие любых политических моделей в ближайшее десятилетие близок к нулевому. Мы живем в эпоху Путина, то есть в эпоху застоя и электорального зомбированного спокойствия. [3] Лучшее тому подтверждение в художественной форме замечательно было выражено в фильме «Дурак». Концовка фильма просто потрясает: сознательный человек, ответственная личность, озабоченная общим благом, самим обществом наказывается, осуждается, игнорируется. Но это уже совсем другая история...
Список использованных источников
Березовский Б. Автопортрет, или записки повешенного. М., Центрполиграф, 2013. 370 с.
Догонадзе Ш.А., Догонадзе С.Ш. Особенности использования современных моделей принятия управленческих решений в государственном управлении // Научный журнал Власть и общество (История, Теория, Практика). 2008. Т. 8. № 4. С. 28-54.
Илюхин В. Путин. Правда, которую лучше не знать. М., Алгоритм, 2017. 250 с.
Клейменов К.П. Принятие управленческих решений на основе оценочных моделей и методов // Актуальные вопросы развития России в исследованиях студентов: управленческий, правовой и социально-экономический аспекты Материалы XV Всероссийской научно-практической конференции. Ответственный редактор С.В. Нечаева. 2017. С. 321-323.
Коржаков А. Ближний круг «царя Бориса». М., Алгоритм, 2012. 310 с.
Кубельский М.В., Кудрявцев Д.В. Концептуальное моделирование в менеджменте: связующее звено между вербальным описанием и формальной моделью // Системный анализ в проектировании и управлении. Сборник научных трудов XXI Международной научно-практической конференции: в 2-х томах. 2017. С. 234-241.
Малышева Е.Г., Жигунов А.Ю. Новая «холодная» война: милитарная метафора как базовая концептуальная модель репрезентации медиаконцепта "Арктика" // Политическая лингвистика. 2016. № 6 (60). С. 66-74.
Родионова Е.В. Политические коммуникации в информационную эпоху: от обмена информацией к решению проблем // Социосфера. 2014. № 1. С. 85-91.
Цветков В.В., Сумин В.И. Об алгоритмах и моделях, данных в решении задач принятия решения // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Экономика. Информатика. 2010. № 13 (84). С. 132-142.