Эссе на тему: актуальность книги Пола Коллиера «Будущее капитализма»

Цель данного эссе рассмотреть актуальность книги Пола Коллиера «Будущее капитализма». Проливая свет на тему, которая постоянно обсуждается, Кольер предпринимает усердную работу в Будущем капитализма. Избегая клише и простых дихотомий, книга предлагает читателям более глубокий анализ капитализма. Основы успеха капитализма – баланс между свободой и ответственностью, подкрепленный государством всеобщего благосостояния, – приводятся Кольером в качестве основных элементов решения растущего и пугающего разделения между семьями, городами и нациями.

По словам Кольера, беспокойство вызывает не сам капитализм; вместо этого "капитализмом нужно управлять, а не побеждать’ (18). Первоначально возвращаясь к Адаму Смиту и концепции "экономического человека", Кольер устанавливает альтернативную концепцию "социального человека" в качестве краеугольного камня своей книги, подчеркивая взаимность и достоинство как ее основные ценности. Эти ценности, утверждает Кольер, легко обнаружить в ранних работах о капитализме, в том числе в работах Смита, особенно в Теории моральных чувств. Тем не менее, капитализм из-за последствий утилитарной, роулианской и либертарианской реакции утратил эти ценности и сегодня не может обеспечить процветание.

Чтобы создать жесткий центр, он сначала советует внести изменения в политические механизмы. Он рекомендует ограничить выбор лидера партии избранными представителями этой партии, а не оставлять это на усмотрение членов. Избранные представители менее склонны выбирать харизматичных популистов из-за их заинтересованности в обращении к широкой группе избирателей (206). Этот интерес также подтолкнул бы их к центристским кандидатам.

Во—вторых, он выступает за то, чтобы обратить вспять новое расхождение между мегаполисом и "разрушенными городами" - городами, положение которых ухудшилось из-за глобальной конкуренции, такими как Шеффилд с его разрушенной сталелитейной промышленностью. Кольер считает, что, обложив налогом огромный рост арендной платы агломерации, генерируемой в мегаполисе, и используя это для оживления разрушенных городов, расхождение можно было бы смягчить.

В-третьих, чтобы обратить вспять разрыв между высококвалифицированными образованными и менее образованными, он требует "социального материнства" и обуздания "хищнического" поведения высококвалифицированных специалистов (208).

Кольер утверждает, что для того, чтобы компании считались этичными и предлагали своим сотрудникам значимую работу, компании должны включать работников в состав руководства, предоставлять гораздо больше полномочий руководству среднего звена и участвовать в распределении прибыли. Все это хорошо продуманные рекомендации, и я, как и Кольер, верю, что они повысят прибыльность компаний в дополнение к предоставлению “лучших” рабочих мест. Вопрос, однако, заключается в том, сколько компаний в настоящее время могут позволить себе предоставлять такие значимые и (относительно) стабильные рабочие места из-за быстро развивающихся изменений, вызванных глобализацией. Тем не менее идея правильная.

Кольер явно отдает предпочтение “стандартным” семьям и даже некоторой “социальной евгенике”, например, когда он критикует политику Великобритании, которая предоставляет бесплатное жилье, а с 1999 года дополнительные пособия матерям-одиночкам поощряют “многих женщин рожать детей, которые не будут хорошо воспитаны” (стр. 160).

Аргумент о том, что родители должны жертвовать собой (независимо от психологических затрат) ради детей, также опасен. Это приводит нас к формированию семьи в 19 веке, когда женщины часто жили в ужасных браках из-за социального давления, чтобы их не считали брошенными или не заботящимися о своих детях. На сегодняшний день это не является ни желательным, ни вероятным решением. Этичная семья должна учитывать интересы всех членов в равной степени, а не подчинять счастье одних (в основном матерей) счастью других.

Этический мир. Кольеру на удивление мало что можно сказать об этическом мире. Его этический мир - это мир, в значительной степени закрытый для новой миграции, которую Кольер отвергает, основываясь на небезосновательном мнении, восходящем к Ассару Линдбеку и Джорджу Борхасу о культурной несовместимости между мигрантами и местными жителями. Немного смущает тот факт, что Кольер, который более трех десятилетий работал над Африкой, почти ничего не может сказать о том, как Африка и африканская миграция вписываются в этот “этический мир”. Есть только два способа, которыми он обращается к миграции.

Во-первых, мигранты или беженцы должны оставаться в странах, которые географически близки к странам происхождения: венесуэльцы в Колумбии, сирийцы в Ливане и Турции, афганцы в Пакистане. Почему бремя мигрантов должно лежать исключительно на странах-лимитрофах, которые часто довольно бедны, никогда не объясняется. Конечно, этичный мир потребовал бы от богатых гораздо большего.

Во-вторых, он утверждает, что Запад должен помогать хорошим компаниям инвестировать в бедные страны, чтобы увеличить там доходы и сократить миграцию. Но как этого достичь, никогда не объясняется. Это упоминается почти как запоздалая мысль и считается заслуживающим только двух предложений (в двух разных частях книги). Это противоречит подробному объяснению, рассмотренному выше, о том, как правительства должны поощрять и субсидировать крупные компании для переезда в города второго уровня. Можно ли разработать аналогичную схему для инвестиций в Африке? Ничего не сказано.

В соответствии со своей антииммиграционной позицией Кольер утверждает, что миграция не является неотъемлемой частью глобализации. Почему - в принципе - товарам, услугам и одному фактору производства (капиталу) должно быть позволено свободно перемещаться, в то время как другой фактор производства (рабочая сила) должен оставаться застрявшим, неясно. Конечно, тот факт, что торговля определяется сравнительными преимуществами, а миграция - абсолютными (стр. 194), не является причиной выступать против миграции. Точно на тех же основаниях можно было бы быть и против движения капитала.

В заключение, я думаю, что рекомендации относительно “этической фирмы” и расхождения между метрополией и внутренними районами точны; рекомендации по “этической семье” представляют собой комбинацию очень проницательных и разумных точек зрения, а также взгляда на семью, который иногда исходит из другого возраста, и почти ничего не сказано о “этическом мире”. Последнее является большим упущением в эпоху глобализации, но, возможно, Кольера интересовало исключительно то, как улучшить национальные государства.

В заключение, Кольер представляет замечательную работу в разгар жарких дискуссий о капитализме, особенно о его будущем. Его сочетание теории и практики, дополненное личными штрихами и откровенным дискурсом, делает его книгу особенной. Держась подальше от клише, легко копируемых идеологий или популизма, которому легко следовать, Кольер привлекает наше внимание к прагматизму и "жесткому центру", и он впечатляет в этом в этой замечательной книге.

Изучение исторических войн, как это сделал Клаузевиц в своей работе, могло бы предложить нам понимание причин конфликтов, что может привести к выявлению устойчивых характеристик и даже принципов, лежащих в основе концептуальных моделей или теорий. Изучение войн и вооруженных конфликтов, как современных, так и исторических, поможет выявить закономерности и общие характеристики, которые лежат в основе разработки объяснительных теорий или моделей. И наоборот, теоретические модели могут быть использованы для анализа конфликтов. В целом, концептуальные или теоретические модели могут помочь нам понять сложные явления, определяя отдельные элементы целого и взаимосвязи между этими элементами с использованием взаимосвязанных переменных, определений и предложений. Именно на это намекает Клаузевиц в своем предисловии к книге "О войне", говоря, что в работе предпринята попытка исследовать сущность явлений войны и связи "между этими явлениями и природой их составных частей".

Цель Клаузевица в "О войне" - собрать объективные знания: наблюдения, которые являются универсальными для всех войн и которые он в конечном итоге хотел представить в теории, которую он рассматривал как организованный корпус наблюдений, как фундаментальные отношения между причиной и следствием. Однако работа не содержит такой теоретической системы, а скорее "предлагает только материал для одного, как признает сам Клаузевиц. Его идеи были основаны на тщательном изучении военной истории и, в частности, Наполеоновских войн, в которых он сам служил в течение некоторого времени. Некоторые примеры из истории в книге "О войне" очень наглядны и подробны. В своем поиске объективного знания он использовал диалектический метод рассуждения, который, по сути, представляет собой критическое исследование истинности мнения с помощью диалога противоположных (полярных) или противоречивых взглядов.

Клаузевиц искал взаимосвязи между элементами целого. Связь между политическими целями и применением силы как средства их достижения динамична: как только начнется война, противники столкнутся, как и их политика. Эта взаимность создаст свою собственную динамику и может иметь последствия, сильно отличающиеся от политики, которая должна ею руководствоваться. Другими словами, первоначальная политическая цель не застрахована от изменений; она может и будет адаптироваться к ходу войны. Часто цитируемую "формулу" Клаузевица о том, что война - это просто продолжение политики другими средствами, можно рассматривать как линейную и исключительную: когда все другие средства оказываются неэффективными, война берет верх. В этой интерпретации дипломатия и переговоры - это просто альтернативы применению силы.

Однако, как указывает Калдор, вооруженные конфликты и, в частности, новые войны с их сложным сочетанием действующих лиц, целей, экономики или политики идентичности требуют комплексных политических подходов. Именно здесь Калдор находит Клаузевица на своей стороне: в шестой главе заключительной восьмой книги он продемонстрировал более сложное понимание роли политики. "Война - это просто продолжение политических отношений с добавлением других средств. Мы намеренно используем фразу “с добавлением других средств”, потому что мы также хотим дать понять, что война сама по себе не приостанавливает политические отношения и не превращает их во что-то совершенно иное.’ Он продолжает: "Основные линии, по которым развиваются военные события и которыми они ограничены, - это политические линии, которые продолжаются на протяжении всей войны и последующего мира. Как могло быть иначе?’

Согласно Клаузевицу, война имеет двойственную природу и вызвана противоположными тенденциями к эскалации и ограничению. Учитывая эту двойственность, степень усилий, которые следует прилагать на войне, становится предметом суждения, которое требует постоянной оценки вероятностей успеха в свете известных обстоятельств.

Для Клаузевица "Война - это не что иное, как дуэль в широком масштабе… акт насилия, направленный на то, чтобы заставить нашего противника выполнить нашу волю", направленный политическими мотивами и моралью. (Клаузевиц, 1940: Книга I, глава I) Война - это не научная игра и не международный спорт; это акт насилия, характеризующийся разрушением. (Клаузевиц 1940: Книга IV, глава XI) В то время как Клаузевиц утверждает, что война является естественной частью человеческой жизни, в книге 1 он начинает отклоняться от реальности в состояние фантазии, в котором рассматривается существование абсолютной, или идеальной, войны. В своей идеальной форме война должна оцениваться как "чистая концепция", что означает, что война имеет вневременные элементы, такие как "насилие, политическое влияние и капризы игры человеческого интеллекта, воли и эмоций’. Состояние абсолютной войны не учитывало бы политических и моральных ограничений, которые имеют значение в реальной или тотальной войне. (Эльштайн 1995: 77) Есть два мотива, которые приводят людей к войне в абсолютном и полном смысле: инстинктивная враждебность и враждебное намерение. Говоря об абсолютной войне, Клаузевиц обсуждает три характеристики, которые делают ее уникальной. Во-первых, необходимо максимально использовать силу. Во-вторых, цель состоит в том, чтобы разоружить врага. Наконец, абсолютная война требует максимального напряжения сил. Однако абсолютная война существует только абстрактно, и каждое требование меняет форму при переходе к реальности. Например, в то время как Клаузевиц утверждает о невозможности абсолютной войны, он перечисляет три требования для того, чтобы она произошла в реальном мире. Война стала бы совершенно изолированным актом, никоим образом не мотивированным предыдущей историей государства или политики, ограниченным единственным решением (или несколькими одновременными решениями) и содержащим в себе идеальное решение. Вероятности и случайности, существующие в реальности, не допускают абсолютно абсолютной войны, потому что политическая воля всегда вступает в сферу войны, даже в ее завершении. (Клаузевиц, 1940: Книга I, Глава I)

По окончании Первой мировой войны теория Клаузевица о реальной войне начала набирать обороты. Хотя ее часто путают с абсолютной войной и даже используют как синонимы, настоящая война - это война в том виде, в каком она существует в реальном мире. Война в ее идеальной форме не может вестись ограниченным образом, хотя в действительности война без ограничений была бы ни возможной, ни предпочтительной. Хотя Клаузевиц отправился на поиски "абсолюта" и "регулирующей идеи" войны в международном и национальном контексте, он пришел к выводу, что войну нельзя объяснить вне политического контекста, и, следовательно, в реальности никогда не может быть абсолютной войны. (Gat 1989: 215)

В то время как вопрос о том, устарела ли большая часть работ Карла фон Клаузевица с появлением ядерного оружия, все еще остается весьма спорным, и очевидно, что текст Vom Kriege не имеет отношения к конкретному контексту, в котором он был написан, тактика и взаимосвязь между войной, миром и политикой способствовали вся литература с момента своего зарождения оказала влияние как на войну, так и на политику. Поскольку тактика Vom Kriege широко используется в качестве военной доктрины и внешней политики по всему миру, основанной на теориях Клаузевица, таких как парадоксальная троица и центр тяжести, очевидно, что уроки Клаузевица продолжают жить. Из-за этого постоянного применения к современному миру, даже более 150 лет спустя, трудно не согласиться с Клаузевицем и концепциями войны, мира и политики, изложенными в его работе. Хотя явно есть некоторые контекстуальные проблемы, учитывая, что он получил влияние от политической атмосферы начала 19-го века, в конце концов, Карл фон Клаузевиц - военный теоретик, к которому можно обратиться, когда требуется совет по вопросам войны, мира и политики. Как заявил президент США Джордж Вашингтон, "Если мы хотим обеспечить мир, один из самых мощных инструментов нашего растущего процветания, нужно знать, что мы всегда готовы к войне", в точности демонстрируя чувства Клаузевица.