Теория управляемого хаоса и оранжевые революции

Содержание

1. Опыт цветных революций ………………..……...................................2
2. Теория «управляемого хаоса»……………...........................……..…...6
3. Оранжевая революция………………………..……………………….12
Список литературы………………...….34

1. Опыт цветных революций
Наступивший XXI век существенно отличается от прошедших
столетий. Немало объективных фактов позволяют утверждать, что
человечество переживает эпохальный и весьма непростой с исторической
точки зрения период, характеризующийся, с одной стороны, чередой
перемен, которые не ограничиваются каким-то одним регионом земного
шара, а происходят почти повсеместно. О сложности грядущего еще в
середине 1960-х годов предупреждал Ауреллио Печчеи, основатель и первый
президент «Римского клуба». Он, в частности, говорил: «Времена, в которые
мы живем, полны угроз и опасностей. Но мы настолько занялись
собственными делами, что утратили представление о сложности
окружающего нас мира... В истории трудно найти другой период, когда люди
смотрели бы в будущее с такой неподдельной тревогой. В самом деле, это
похоже на возврат к Средним векам, когда разум человека был объят страхом
перед наступлением нового тысячелетия...». Как видим, эта характеристика в
полной мере соответствует текущему времени.
Опыт цветных революций в Египте, Ливии, Сирии, на Украине и в
некоторых других странах показывает, что от политического шантажа на
начальном этапе в ходе относительно мирных демонстраций
противоборствующие стороны в результате искусных манипуляций со
стороны зарубежных заказчиков и внутренних заинтересованных авторов в
дальнейшем переходят к силовому противостоянию. При этом отсутствие
решительной реакции властей на первоначальные отдельные акты
использования силы радикальной оппозицией и умело спровоцированными
на это правоохранительными органами приводит к эскалации конфликта с
последующим «скатыванием» страны к гражданской войне.
Заказчики цветной революции прогнозируют развитие событий по
такому сценарию и заранее готовят необходимые силовые и
информационные ресурсы, выдвигают новых лидеров, альтернативных
действующей власти. Для продавливания своих планов они не
останавливаются перед прямым вмешательством во внутренние дела
суверенных государств, как это было, например, во время известных визитов
на Украину высокопоставленных представителей Госдепа и конгресса США,
директора ЦРУ, политической элиты Евросоюза.
В подобных условиях бездействие властей, парализованных страхом и
угрозами преследования со стороны международного сообщества, приводит
к развязыванию в стране гражданской войны.
На последующих этапах в рамках алгоритма адаптивного применения
силы приходит очередь использования технологий войны нового типа –
«гибридной войны». Цветная революция, таким образом, может
рассматриваться лишь как начальный этап такой войны.
Если раньше герои должны были пройти проверку временем, то сейчас
этот временной промежуток сократился до минимума. Оранжевая революция
2004 года сразу же героизировала своих участников. Обычно определение
героики отделено во времени. Вероятно, революционная ситуация как раз и
отличается тем, что это редкий вариант исторического времени, когда герои
возможны и сегодня.
Когнитивный взрыв представляет собой вариант управляемого хаоса,
направленного на разрушение имеющихся структурностей. Революции
прошлого были всегда левыми: они меняли противопоставление «дворец –
хижина» в пользу «хижины», что всегда позволяло получить большое число
сторонников, поскольку число «хижин» всегда и везде больше числа
«дворцов».
Кто и как может удержать страну от когнитивного взрыва? Оранжевая
революция, как и перестройка, например, наглядно демонстрируют, что это
сложно. Но этот список «тормозящих факторов» можно представить в
следующем виде:
• моральный авторитет страны: в разные периоды на эту роль
претендовали для России, например, Александр Солженицын или Андрей
Сахаров, но уже по тому, что этот список черпается из оппозиционного толка
игроков, можно понять конфликтность данного вида общества;
• легитимный глава государства: на территории СНГ происходит
падение доверия лидеру, исключением было бы выдвижение его на место
неформального лидера при наличии у него поста формального лидера;
• деятели искусства: их статус завышается в кризисные периоды, когда
им пытаются внимать, но это следствие именно когнитивного взрыва,
который на время уничтожает прошлые структурности, так было в период
перестройки, так было в период оранжевой революции.
Если не удается связать наступающие разрывы с помощью личностей,
посмотрим, что может связать их институционально. Это может быть
следующее:
• консенсус элит: кризисный период обостряет межэлитные отношения,
поскольку элиты борются за выход на первые места;
• «машины» массовой культуры (кино, литература, телевидение, театр):
в период перестройки они сработали на разрушение предыдущего режима, но
еще ни разу они не выстроили позитив;
• межгосударственные альянсы: Украина в выборах 2004 года
попыталась подойти либо к России, либо к Западу, но неудачно.
Имеющиеся общественные разрывы имеют под собой определенное
напряжение в области этнических, экономических, социальных,
политических и других отношений. Это содержательная составляющая, а
реализуются они в следующих областях, являющихся формой для
проявления данного содержания:
• бытовые отношения;
• массовая культура;
• политика;
• межгосударственные отношения.
Широко известно высказывание А. Михника, одного из лидеров
«Солидарности»: «Мы отлично знаем, чего не хотим, но чего мы хотим —
никто из нас точно не знает». Иными словами, политика здесь выступает как
игра профессионалов, сделкой которых выступает выигрыш как таковой, т. е.
власть в качестве самоценной категории, и внимание которых всецело
поглощено не «публикой» (избирателем), а только партнерами по игре.
Пожалуй, впервые этот новый статус «мира политического» оценил и
подверг политологическому анализу А. Турен в работе «В пользу
социологии» (1974). Он писал, что речь идет об автономии мира властных
взаимодействий, не подчиняющегося никакой внешней целесообразности.
Действительно, постмодерн представляет собой не только метафорический
язык богемы, плохо понимаемый большинством общества, но и новую
реальность современных способов управления. Эта реальность фокусируется
в переходе от административно-распорядительного управления социумом к
мотивационному опосредованному воздействию. Теперь какое-либо
управленческое воздействие транслируется не с помощью директив и указов,
а с помощью конструирования программирующего поведения субъекта.
Особенность такой конструкции состоит в том, что человек воспринимает
решение как свое собственное, как единственный, отвечающий его интересам
выбор, хотя в действительности он навязывается ему извне.
Таким образом, политика стирает грани между жизнью и спектаклем,
придает жизни черты карнавала, условности, зыбкости реального мира. Это
уже было в мировой истории и происходило, как описывал М. Бахтин, при
сломе традиционного общества в средневековой Европе. Но тогда это был
естественно-эволюционный процесс, сегодня это делают с помощью
политических технологий. В свою очередь, привыкшая к видимым
источникам политического управления российская власть воспринимает
невидимые нити как их отсутствие. Это является глубочайшей ошибкой,
приводящей к катастрофическим последствиям, таким как развал СССР,
«потеря» собственного народа в период «оранжевых революций».

2. Теория «управляемого хаоса»
Последствия глобализации особенно остро ощущаются в системе
межгосударственных отношений. Очевидно, что сложившиеся веками
правила международного общежития рассыпаются на глазах. В них все
меньше места остается уважению суверенитета и территориальной
целостности, невмешательству во внутренние дела государств.
На смену приходит голая целесообразность формирующейся
глобальной иерархии, утверждающей действенные институты
международных регулирующих органов («глобальная держава», Большая
семерка, ВТО, Всемирный банк, ОПЕК, НАТО и др.), формируя при этом на
противоположном полюсе племя отверженных государств. Опасно, что
подобные действия происходят на фоне неумолимо слабеющих, созданных
после Второй мировой войны международных институтов (ООН, в
системном кризисе оказался Евросоюз). Осознавая свои козыри, опираясь на
сильную экономику, Америка вновь выдвигает свои претензии на регентство
мировой международной политики.
Профессор Клаус Шваб, основатель Давосского форума,
предостерегал: «Глобализация вступила в весьма критическую фазу. Мы все
острее ощущаем возврат к политике «кнута». Есть опасность, что это окажет
пагубное воздействие на экономическую активность и политическую
стабильность в разных регионах». Сегодня опасность превратилась в
реальность. В статье, опубликованной в американской газете «The New York
Times» 11 сентября 2013 года, президент Российской Федерации высказывает
озабоченность тем, что «…военное вмешательство во внутренние конфликты
в иностранных государствах стало обыденной практикой для США. Входит
ли это в долгосрочные интересы Америки? Миллионы во всем мире всё
больше видят Америку не как модель демократии, а как страну,
полагающуюся исключительно на грубую силу, сколачивающую коалиции
по принципу «либо ты с нами, либо против нас».
Подобная динамика развития международных отношений, положенная
в основу урегулирования межгосударственных конфликтов, означает
радикальный разрыв с логикой модернизации и основами социального
менталитета нового времени, поскольку мы имеем рецидив конструкций,
характерных, скорее, для мира «феодального», нежели для
демократического. Весьма симптоматично на этом фоне в последнее время
звучат высказывания и заявления об исключительности Америки и
американской нации, о мессианском предназначении мусульманской веры и
т. д. Последствия подобных идеологий, призывов и лозунгов хорошо
известны мировой истории. Есть ли смысл в повторении?
Важнейшей целью внешней политики лидеров эпохи постмодерна
становится предотвращение появления крупных игроков в различных
регионах мира, в том числе и на постсоветском пространстве, а также
обеспечение за мировыми лидерами и их ближайшими союзниками
полномасштабного контроля над энергетическими ресурсами и маршрутами
их транспортировки. Инструментом реализации подобного проекта
выступает теория «управляемого хаоса».
Следует, однако, отметить, что сама по себе эта теория настолько
универсальна, что ее может использовать практически любой «заказчик» —
от заинтересованных внешних сил (например, Вашингтона) до
транснациональных корпораций и даже внутренних сил (например,
представителей политического истеблишмента, стремящихся совершить
государственный переворот). В числе ее основных авторов — Збигнев
Бжезинский (автор концепции «Американской всемирной гегемонии»), Джин
Шарп (автор книги «От диктатуры к демократии»), Стивен Манн (автор
работы «Теория хаоса и стратегическая мысль», координатор «цветных
революций» в некоторых странах бывшего СССР) и другие.
Согласно С. Манну, существуют следующие средства создания хаоса
на той или иной территории: содействие либеральной демократии;
поддержка рыночных реформ; повышение жизненных стандартов населения,
прежде всего элиты; вытеснение базовых национальных ценностей и
государственной идеологии. При этом в логике планируемых перемен
«наращивание демократии» есть наращивание хаоса, а «оранжевые
революции» относятся к средствам достижения этой цели.
Предпосылками таких «революций» являются: деидеологизация
общества, идейный плюрализм, сбрасывание «балласта» ценностей, резкое
повышение материальных запросов, прежде всего у элиты, потеря
управляемости экономикой, беспредел «демократических» движений. На
место прежнего общества, по замыслу глобалистов, должно прийти нечто
совершенно новое, а именно — общество, состоящее из людей со стертой
исторической памятью.
Средством достижения планируемых перемен выступают «цветные
революции», о которых эксперты впервые заговорили после событий в
Сербии, Грузии и Украине; затем аналогичные революции с разной степенью
интенсивности последовали в Киргизии, Болгарии, Молдавии, Азербайджане,
Армении, Белоруссии, Узбекистане. Не обошли «революционные»
настроения и Россию, так и не вылившись, однако, в активные массовые
выступления.
Сегодня геополитики интенсивно изучают феномен «цветных
революций», поскольку именно с их помощью происходит передел
пространства власти в нестабильных регионах мира.
Эксперты выделяют следующие отличительные черты «цветных
революций»: использование преимущественно невоенных средств для
достижения целей перехвата власти; информационно-психологические
воздействия, якобы мирные политические акции, легитимные методы смены
режима. Весьма благодатную почву для «цветных революций» представляют
выборы. Кроме того, в отличие от традиционных, «цветная революция» —
сетевой процесс, работающий по сетевому принципу и активно
использующий все каналы СМИ для легитимации своих целей и задач.
Поскольку это сетевое явление, то политики и политологи США полагают,
что «оранжевые революции» в Грузии и Украине следует считать лишь
первым этапом демонтажа постсоветских государств, представлявших ранее
зону интересов СССР. Они полагают, что важнейшим достижением на этом
этапе является успех по перехвату власти,
Все «цветные революции», сотрясающие мир вот уже на протяжении
четверти века, основаны на таких методологических постулатах, как:
а) тактики ненасильственных форм сопротивления власти;
б) стратегии «управляемого хаоса».
Первый является разработкой американца Джина Шарпа,
систематизировавшего совокупность методик мирного саботажа, с успехом
применявшихся в течение ХХ века. Однако, несмотря на обширное и
структурированное многообразие описанных Шарпом приемов,
отработанную технологию их использования и четвертьвековую апробацию,
они не представляют из себя что-то большее, чем просто инструментарий,
действенность которого жестко ограничена местом, временем и
характеристиками текущей ситуации. А вот создание таких характеристик
призвана решать концепция «управляемого хаоса», которую один из ее
главных популяризаторов, Стивен Манн, представляет ни больше, ни меньше
как «стратегию глобального военно-политического доминирования США».
Отчасти так оно и есть, так как в ее основе лежит чисто военная разработка
одного из научных центров Пентагона. Она так приглянулась С. Манну, что
его стараниями была популяризована и «ненавязчиво» перетекла в сферы
дипломатии и международной политики.
Поскольку обычно и сам «пропагандист» концепции «управляемого
хаоса», и те, кто берется его пересказывать, весьма упрощают ее суть и
акцентируют внимание на второстепенных признаках, необходимо сказать
несколько слов о том, на чем она основана. А в основе лежит перехват власти
посредством демократических технологий, разрушения культурного
генофонда нации и формирования на этой основе «иного народа».
С. Манн, в частности, пишет: «С этим «идеологическим вирусом» в
качестве нашего оружия США смогут вести самую мощную «биологическую
войну» и выбирать, исходя из стратегии национальной безопасности, какие
цели-народы нужно заразить идеологиями демократического плюрализма и
уважения индивидуальных прав человека. Поэтому наша национальная
безопасность будет иметь наилучшие гарантии, если мы посвятим наши
усилия борьбе за умы стран и культуры, которые отличаются от нашей. Это
единственный путь для построения мирового порядка…».
Таким образом, Соединенные Штаты Америки, определив себя
ведущей демократической державой, полагают, что миром демократии на
них возложена миссия — снижать степень неустойчивости мировой
политической системы путем превращения авторитарных режимов в
демократические. Однако делать это они должны в соответствии с доктриной
«управляемого хаоса», т. е. путем стимуляции активности населения внутри
самих авторитарных государств. В результате будет наблюдаться усиление
хаотизации общественной жизни в авторитарных государствах.
Совершенно очевидно, что технология «бархатных» революций
использует слабость государств, в которых проведена «демократизация» и
декларирована свобода слова и собраний. Чаще всего здесь в умы работников
правоохранительных органов внедрена идея о недопустимости насилия по
отношению к тем, кто не совершает насильственной агрессии — даже если
допускает «мягкие» правонарушения. Эта неполноценность
государственности была заложена как программа-вирус в механизм власти
всех стран переходного типа, в которых правящий слой впал в соблазн быть
принятым в глобальную элиту «мирового сообщества». Во всех таких
странах была проведена перестройка — отказ от греха «тоталитаризма» в
политической сфере и отказ от греха «огосударствления» в сфере экономики.
В этот период и производятся революции из серии «бархатных».
На втором витке этого перехода производится там, где надо, замена
«посттоталитарной» власти (например, постсоветской) на властную команду
из уже специально выращенного элитарного круга, как это произошло при
смене Шеварднадзе на Саакашвили или Кучмы на Ющенко. Понятно, что
уязвимыми в отношении «бархатных» и «оранжевых» революций являются
государства с ущербным суверенитетом. Это те режимы, которые по разным
причинам вынуждены сверять свои действия с тем, «что скажут в
Вашингтоне». Напротив, реально независимые государства нечувствительны
к таким технологиям.
В зависимых государствах, в конце концов, в какой-то момент будет
достигнута критическая масса хаоса, с которым авторитарное правительство
справиться не сможет и в качестве эффективного политического актера
вынужденно исчезнет. Ему на смену обязательно придет демократическое
правительство, которое обязано принести клятву верности демократии и тем,
кто обеспечил их появление, — правительству США. В то же время
«оранжевая революция» невозможна в США или Китае, поскольку там
власть и полиция стоят на страже государственного строя в соответствии с
конституцией и разгоняют незаконные митинги и шествия вне зависимости
от поведения их участников и от реакции «мировой общественности». Если
государство способно противостоять так называемому демократическому
«ненасилию», то спектакль попросту закрывается или переводится в
категорию «гуманитарных интервенций».
Так это было при бомбардировках Югославии, в тотальной
информационной, авиаракетной и наземной войне против Ливии. В
Белоруссии к демонстрантам применяли более или менее вежливое насилие
за факт выхода за пределы отведенного им пространства, а в случае их
насильственных действий привлекали к судебной ответственности. Здесь
попытка «оранжевой» революции превратилась в позиционную войну —
информационную, дипломатическую и экономическую. В пронесшемся над
Северной Африкой «политическом цунами», «успешно» демонтировавшим
ряд политических режимов, отчетливо просматривается подобный сценарий.
Здесь очевиден шаблон протекания революций, очень похожий на сценарий
«оранжевых революций».
«Революции» вспыхнули практически одновременно в различных
государствах, что, как правило, исключает элемент случайности и
предполагает высокий уровень координации либо внешнего планирования.
Без внешней финансовой поддержки мятежи в этих государствах, которые
имели сильные полицию, вооруженные силы, невозможны. Беспорядки
охватили государства Тунис, Египет, Ливию, Бахрейн, Йемен, однако в
стороне остались более «проблемные» с точки зрения демократии и
социальных проблем государства — Алжир, Марокко и др. Иными словами,
вал беспорядков напоминает «контролируемую цепную реакцию», которая
представляет собой обязательный элемент технологии «цветной революции».
3. Оранжевая революция

В Киеве 2004 года граждане Украины впервые вышли на майдан,
чтобы выразить свое недовольство властью. В результате многодневных
митингов под оранжевыми флагами победитель президентских
выборов  Виктор Янукович  был вынужден уступить пост своему
сопернику  Виктору Ющенко . Тогда Украине удалось остановиться в шаге от
гражданской войны. Однако Майдан 2004 года так расколол общество, что
десять лет спустя, когда события повторились, остановить кровопролитие
уже не удалось. О том, как «оранжевая революция» стала первым шагом к
Евромайдану и войне в Донбассе.
Началом революционных событий под оранжевыми флагами (цвета
предвыборной кампании Виктора Ющенко) принято считать 22 ноября 2004
года. До оглашения официальных результатов второго тура президентских
выборов оставались еще сутки, а на майдане Незалежности в Киеве уже
появились палатки и трибуны.
Украинское общество к тому времени уже давно потеряло доверие к
власти. Люди все чаще объясняли политикой тогдашнего главы
государства  Леонида Кучмы  и его преемника, премьера Виктора Януковича.
С командой второго президента граждане связывали и ряд особо
резонансных событий: репрессии против крупного бизнеса
и  убийство  оппозиционного журналиста  Георгия Гонгадзе  в 2000 году. В
числе осужденных по этому делу оказался генерал  МВД , а в деле всплыли
аудиозаписи разговоров, якобы записанных в кабинете Кучмы. На них
голоса, похожие на голоса президента Украины и его приближенных,
обсуждали, как следует поступить с автором громких расследований.
Спусковым крючком к началу активных протестов послужили первые
официальные  данные   ЦИК  22 ноября: с преимуществом менее чем в три
процента Янукович опередил лидера украинской оппозиции. Премьер даже
успел  получить  поздравление с «убедительной победой» от российского
президента  Владимира Путина . Но почти сразу на победителя, при
поддержке иностранных наблюдателей, обрушились с обвинениями в
нарушениях и подтасовках сторонники Ющенко.
Им вторили журналисты, которые прочно укоренили в общественном
сознании уверенность в фальсификациях и угрозе прихода к власти
«донецкой команды». Это позволило коалиции «Сила народа», в которую
вошли политическое объединение «Наша Украина» и Блок Юлии
Тимошенко, быстро мобилизовать значительное число сторонников.
«Оранжевая» Украина потребовала обновления и переориентации
внешнеполитического курса с Востока на Запад. Именно молодые люди,
студенты из движения «Пора!», которые вышли на улицу ощутить вкус
свободы, стали тараном движения за изменение власти. Впоследствии, спустя
почти десять лет, история повторится.
На следующий день после объявления итогов выборов, 23 ноября, на
центральные улицы Киева вышло около 100 тысяч сторонников Ющенко.
Протестующие ожидали созыва сессии  Верховной Рады Украины  для
обсуждения фальсификаций, но из-за отсутствия  коммунистов  и сторонников
Януковича кворума так и не набралось. Это не помешало Ющенко
самовольно  провозгласить  себя президентом и принести присягу.
Украинский Рубикон был перейден.
Вслед за Киевом вспыхнули западные регионы. О поддержке
Ющенко  заявили  во Львове, Ивано-Франковске и Луцке, а Волынская
область, как и ряд западных городов, и вовсе признали его безоговорочную
победу. В противовес им на востоке Украины начали защищать своего
кандидата. Верховный Совет Республики Крым и горсовет Донецка призвали
сохранить мир и стабильность.
Спустя два дня после начала протестов ЦИК Украины
официально  объявил  Януковича президентом, однако он отказался
признавать результаты выборов, пока их «правдивость и легитимность» не
будет доказана. «Небольшая кучка радикалов», как назвал Янукович
протестующих, за несколько дней смогла  заблокировать  важнейшие здания в
правительственном квартале и наглядно показать всю серьезность намерений
«Комитета национального спасения». Украина оказалась на грани
гражданской войны. Но привели ее к этому усилия более крупных игроков.
Во всех «революциях» просматриваются такие общие черты:
использование преимущественно невоенных средств для достижения целей;
массированное информационно-психологическое воздействие на население;
ударной силой выступает так называемая «пятая колонна», финансируемая
из-за рубежа; в основе «революций» лежит сетевой процесс, при этом
активно используются все каналы СМИ для легитимации своих целей. Кроме
того, вполне очевидна связь активистов революций с грантами или
стипендиями таких организаций, как Институт «Открытое общество»,
Гарвардский университет, Институт Альберта Эйнштейна, Международный
республиканский институт и «Управляемый хаос» как политическая
технология в современной геополитике, Национальный демократический
институт (США), Международный центр ненасильственных конфликтов,
Международный институт стратегических исследований в Лондоне и пр.
Поскольку Россия тоже считается государством победившей
демократии, для нее также существует опасность перехвата власти. Истоки
такой возможности коренятся в стремлении Запада не допустить
возрождения России.
Таким образом, в некотором смысле «цветные революции» можно
рассматривать как ударный элемент «управляемого хаоса» и особую форму
информационной войны. В целом в геополитическом переделе мира
доктрина «управляемого хаоса» оказалась весьма удобным и действенным
средством для достижения поставленных целей при минимальных
финансовых затратах. По сути, сегодня это новая форма колониальной
политики, превращение ряда стран в обслуживающий придаток государств
«золотого миллиарда». Россия в последние десятилетия была активным
инициатором правового регулирования в сфере международной
информационной безопасности, сегодня она могла бы выступить также
инициатором в сфере международного правового регулирования
использования технологий управляемого хаоса.
Итак, для успешного осуществления цветной революции, которая чаще
всего заканчивается государственным переворотом, требуются три условия:
наличие оппозиции в национальной элите, подготовленные штабы и
пассионарное большинство в столице.

Список литературы:

1. Пономарева Е.Г. "Цветные революции" в контексте стратегии
управляемого хаоса / Е.Г. Пономарева, Е.В. Рябинин // Обозреватель. - 2015. -
№ 12. - С. 38-51.
2. Максимов, И.В. «Цветная» революция – социальный процесс или
сетевая технология? [Текст] / И.В. Максимов / Монография. М.: Книга по
требованию, 2010. —с. 8.
3. Русакова, О.Ф. Медиадискурс как концепт дисциплины
«политическая коммуникативистика [Текст] / О.Ф. Русакова // Научные
ведомо сти Белгородского государственного университета. Гуманитарные
науки. 2013. Выпуск 20. № 27. —С. 150–160.
4. Ремарчук В.Н. «Управляемый хаос» как политическая технология в
современной геополитике. Гуманитарный вестник, 2014.-112с.
5. Кара-Мурза С.Г. Кризисное обществоведение. Части первая, вторая.
Курс лекций. Москва, Научный эксперт, 2016.-135с.
6. Манн, С. Теория хаоса и стратегическое мышление [Электронный
ресурс] / С. Манн // Сайт С.П. Курдюмова. URL: http://spkurdyumov.
ru/what/mann/ (дата обращения: 08.05.2014).